Неточные совпадения
Дуня увидела наконец, что трудно лгать и выдумывать, и пришла к окончательному заключению, что лучше уж совершенно молчать об известных пунктах; но все более и более становилось ясно до очевидности, что бедная
мать подозревает что-то
ужасное.
Последнее обстоятельство было уж слишком необъяснимо и сильно беспокоило Дуню; ей приходила мысль, что
мать, пожалуй, предчувствует что-нибудь
ужасное в судьбе сына и боится расспрашивать, чтобы не узнать чего-нибудь еще
ужаснее.
— Ах, Дмитрий Прокофьич, как тяжело быть
матерью! Но вот и эта лестница… Какая
ужасная лестница!
Да, он был рад, он был очень рад, что никого не было, что они были наедине с
матерью. Как бы за все это
ужасное время разом размягчилось его сердце. Он упал перед нею, он ноги ей целовал, и оба, обнявшись, плакали. И она не удивлялась и не расспрашивала на этот раз. Она уже давно понимала, что с сыном что-то
ужасное происходит, а теперь приспела какая-то страшная для него минута.
— Евгений, — продолжал Василий Иванович и опустился на колени перед Базаровым, хотя тот не раскрывал глаз и не мог его видеть. — Евгений, тебе теперь лучше; ты, бог даст, выздоровеешь; но воспользуйся этим временем, утешь нас с
матерью, исполни долг христианина! Каково-то мне это тебе говорить, это ужасно; но еще
ужаснее… ведь навек, Евгений… ты подумай, каково-то…
— Да. И Алина. Все.
Ужасные вещи рассказывал Константин о своей
матери. И о себе, маленьком. Так странно было: каждый вспоминал о себе, точно о чужом. Сколько ненужного переживают люди!
Самовар очень пригодился, и вообще самовар есть самая необходимая русская вещь, именно во всех катастрофах и несчастиях, особенно
ужасных, внезапных и эксцентрических; даже
мать выкушала две чашечки, конечно после чрезвычайных просьб и почти насилия.
Но
ужаснее всего показался ему этот стареющийся и слабый здоровьем и добрый смотритель, который должен разлучать
мать с сыном, отца с дочерью — точно таких же людей, как он сам и его дети.
— Все-таки, папа, самые хорошие из них были
ужасными людьми. Везде самодурство, произвол, насилие… Эта бедная Варвара Гуляева,
мать Сергея Александрыча, — сколько, я думаю, она вынесла…
— Сказал, чтоб не сумлевался, блины, мол, будут. Матвея схоронили, блинов и водки попу дали, а все-то это оставило за собой длинную темную тень, мне же предстояло еще
ужасное дело — известить его
мать.
— Ах, не говорите таких
ужасных слов, — перебила его Варвара Павловна, — пощадите меня, хотя… хотя ради этого ангела… — И, сказавши эти слова, Варвара Павловна стремительно выбежала в другую комнату и тотчас же вернулась с маленькой, очень изящно одетой девочкой на руках. Крупные русые кудри падали ей на хорошенькое румяное личико, на больше черные заспанные глаза; она и улыбалась, и щурилась от огня, и упиралась пухлой ручонкой в шею
матери.
Это была
ужасная ночь, полная молчаливого отчаяния и бессильных мук совести. Ведь все равно прошлого не вернешь, а начинать жить снова поздно. Но совесть — этот неподкупный судья, который приходит ночью, когда все стихнет, садится у изголовья и начинает свое жестокое дело!.. Жениться на Фене? Она первая не согласится… Усыновить ребенка — обидно для
матери, на которой можно жениться и на которой не женятся. Сотни комбинаций вертелись в голове Карачунского, а решение вопроса ни на волос не подвинулось вперед.
— Нет, и вы в глубине души вашей так же смотрите, — возразил ему Неведомов. — Скажите мне по совести: неужели вам не было бы тяжело и мучительно видеть супругу, сестру,
мать, словом, всех близких вам женщин — нецеломудренными? Я убежден, что вы с гораздо большею снисходительностью простили бы им, что они дурны собой, недалеки умом, необразованны. Шекспир прекрасно выразил в «Гамлете», что для человека одно из самых
ужасных мучений — это подозревать, например, что
мать небезупречна…
— Знаю, что нет, — произнесла она тем же грустным тоном и продолжала: — Тогда в этой
ужасной жизни, при
матери, когда была связана по рукам и по ногам, я, конечно, готова была броситься за кого бы то ни было, но теперь… не знаю… Страшно надевать новые оковы, и для чего?
Он подумал, что заболел, катаясь вчера на коньках, и, чтобы не тревожить
мать, попросил принести ему утренний чай в постель, чего раньше никогда не делал, считая еду в лежачем положении
ужасным свинством.
В таком именно положении очутилась теперь бедная Людмила: она отринулась от Ченцова ради нравственных понятий, вошедших к ней через ухо из той среды, в которой Людмила родилась и воспиталась; ей хорошо помнилось, каким
ужасным пороком
мать ее, кротчайшее существо, и все их добрые знакомые называли то, что она сделала.
— Ах, не говорите, — шептала Юлия, —
ужасный человек. Он меня в гроб вгонит и рад будет, и будет развращать моих детей, моего маленького Антошу. Но я —
мать, я не дам, я все-таки высеку.
— Я так вам благодарна, — наконец расслышал он, — это так благородно с вашей стороны, так благородно, такое участие. Все люди такие равнодушные, а вы вошли в положение бедной
матери. Так трудно воспитывать детей, так трудно, вы не можете себе представить. У меня двое, и то голова кругом идет. Мой муж — тиран, он —
ужасный,
ужасный человек, не правда ли? Вы сами видели.
В тысяча восемьсот тридцать пятом году, стало быть, восемнадцать лет тому назад, совершилось
ужасное злодеяние:
мать Инсарова вдруг пропала без вести; через неделю ее нашли зарезанною.
В последнее время Глафира Львовна немного переменилась к сиротке; ее начала посещать мысль, которая впоследствии могла развиться в
ужасные гонения Любоньке; несмотря на всю материнскую слепоту, она как-то разглядела, что ее Лиза — толстая, краснощекая и очень похожая на
мать, но с каким-то прибавлением глупого выражения, — будет всегда стерта благородной наружностью Любоньки, которой, сверх красоты, самая задумчивость придавала что-то такое, почему нельзя было пройти мимо ее.
Уже догадываясь, но все еще не веря, Жегулев бросается за угол к тому окну, что из его комнаты, — и здесь все чужое, может быть, по-своему и хорошее, но
ужасное тем, что заняло оно родное место и стоит, ничего об этом не зная. И понимает Жегулев, что их здесь нет, ни
матери, ни Линочки, и нет уже давно, и где они — неизвестно.
Скоро нас выпустили на траву. С этой поры я узнал новые радости, которые мне заменили потерю любви моей
матери. У меня были подруги и товарищи, мы вместе учились есть траву, ржать так же, как и большие, и, подняв хвосты, скакать кругами вокруг своих
матерей. Это было счастливое время. Мне всё прощалось, все меня любили, любовались мною и снисходительно смотрели на всё, что бы я ни сделал. Это продолжалось не долго. Тут скоро случилось со мной
ужасное. — Мерин вздохнул тяжело-тяжело и пошел прочь от лошадей.
— А если бы мы жили у вас, и он бы сказал это, это была бы
ужасная неделикатность. Ты не сердись — я не хочу неприятностей, — я говорю тебе, что он сказал это без умысла, но мне бы это показалось… могло бы показаться… что
мать моя в тягость, что он решил себе, что ей довольно жить; а это б было для меня ужасно.
— Юрий, успокойся… видишь, я равнодушно смотрю на потерю всего, кроме твоей нежности… я видела кровь, видела
ужасные вещи, слышала слова, которых бы ангелы испугались… но на груди твоей всё забыто: когда мы переплывали реку на коне, и ты держал меня в своих объятиях так крепко, так страстно, я не позавидовала бы ни царице, ни райскому херувиму… я не чувствовала усталости, следуя за тобой сквозь колючий кустарник, перелезая поминутно через опрокинутые рогатые пни… это правда, у меня нет ни отца, ни
матери…
О красоте Липы уже говорили в Торгуеве, и только смущала всех ее
ужасная бедность; рассуждали так, что какой-нибудь пожилой или вдовец женится, не глядя на бедность, или возьмет ее к себе «так», а при ней и
мать сыта будет.
— Это правда. Отец еще ничего — очень глуп и собою урод, сестры тоже
ужасные провинциалки и очень глупы и гадки, но
мать — эта Архиповна, я не знаю, с чем ее сравнить! И как в то же время дерзка: даже мне наговорила колкостей; конечно, над всем этим я смеюсь в душе, но во всяком случае знакома уже больше не буду с ними.
— Нет, позвольте, это еще не все, — возразил Хозаров. — Теперь жена моя целые дни проводит у
матери своей под тем предлогом, что та больна; но знаете ли, что она делает в эти
ужасные для семейства минуты? Она целые дни любезничает с одним из этих трех господ офицеров, которые всегда к вам ездят неразлучно втроем, как три грации. Сами согласитесь, что это глупо и неприлично.
«Мари! Я осмеливаюсь называть вас этим отрадным для меня именем, потому что вашим наивным да, сказанным на вечере у Мамиловой, вы связали вашу судьбу с моей. Но люди хотят расторгнуть нас: ваша
мать приготовила другого жениха. Вы его, конечно, знаете, и потому я не хочу в этих строках называть его
ужасного для меня имени; оно, конечно, ужасно и для вас, потому что в нем заключается ваша и моя погибель.
— Сама не понимаю, что случилось, — отвечала
мать, — с самого утра в
ужасной истерике, и ничто не помогает. Я думаю, с полчаса рыдала без слез, так что начало дыхание захватываться.
— Сделайте милость, бога ради, прошу вас, не говорите подобных
ужасных вещей! — перебила
мать, начавшая уже выходить из терпения.
Меня, по случаю
ужасных холодов,
мать не взяла с собою в дальнюю дорогу, а оставила у своей сестры, у моей тетки, которая была замужем за одним орловским помещиком, про которого ходила невеселая слава.
Полина. Твоя покойница
мать, говоря о тебе, была права, —
ужасный характер.
Но для
матери вскрытие ее ребенка часто составляет не меньшее горе, чем сама его смерть; даже интеллигентные лица большею частью крайне неохотно соглашаются на вскрытие близкого человека, для невежественного же бедняка оно кажется чем-то прямо
ужасным; я не раз видел, как фабричная, зарабатывающая по сорок копеек в день, совала ассистенту трехрублевку, пытаясь взяткою спасти своего умершего ребенка от «поругания».
Я ответил, что покамест наверное ничего еще нельзя сказать, что кризис будет дней через пять-шесть. Для меня началось
ужасное время.
Мать и дочь не могли допустить и мысли, чтоб их мальчик умер; для его спасения они были готовы на все. Мне приходилось посещать больного раза по три в день; это было совершенно бесполезно, но они своею настойчивостью умели заставить меня.
Дети же у бабы были погудочки — все мал мала меньше: старшей девочке исполнилось только пять лет, а остальные все меньше, и самый младший мальчишка был у нее у грудей. Этот уж едва жил — так он извелся, тянувши напрасно иссохшую материну грудь, в которой от голода совсем и молока не было. Очевидно, что грудной ребенок неминуемо должен был скоро умереть голодною смертью, и вот на него-то
мать и возымела
ужасное намерение, о котором я передам так, как о нем рассказывали в самом народе.
— Ты подумай: у него
мать Фаптея древняя. Если ей о сыне что-нибудь
ужасное сказать — она помрет!..
И в самом деле, все они были в
мать — «
ужасные читалки и игралки», — то есть вечно были за книгой или за музыкальными занятиями, и их занимали живые бытовые вопросы и литература, а князя не занимало ничто.
Это многих возмутило и показалось капризом со стороны Саши, но Иосаф Платонович сам сознался
матери, что он писал в стихах
ужасный вздор, который, однако, отразился вредно на его учебных занятиях в классе, и что он даже очень благодарен Саше за то, что она вернула его к настоящему делу.
Христя все так же старалась быть невидимой, и мы виделись с нею очень редко, а с Сержем никогда; но укрепившийся в фаворе женской половины этого дома Пенькновский ретиво доносил нам, что там идут
ужасные сцены и что жена и
мать Сержа задумали какой-то план мщения.
Дочь — большая, широколицая, румяная, тяжелая на ходу, в провинциальных туалетах;
мать — сухая, с проседью, вечно в кружевной косынке, с
ужасным французским и немецким языком, вмешивалась во все разговоры.
Ужасно было гулять втроем, когда сердце полно любви и неудовлетворенной нежности, но самое
ужасное для Таисии и даже неожиданное заключалось в том, что почтительный Михаил Михайлович всю дорогу вел под руку
мать, а Таисия шла впереди — одна.
В этих словах было столько могущества, столько
ужасной истины, что княжна в каком-то очаровании, в каком-то непонятном убеждении, что это ее
мать, не показывая ни радости, ни печали, не говоря ни слова, уничтоженная, машинально повлеклась назад во дворец.
— Подай, подай мне!.. это его сын… — закричала она так, что
мать в испуге бросилась бежать, озираясь частенько, не выскочила ли из тележки
ужасная женщина, не преследует ли ее…
Устроившая свидание горничная первая в паническом страхе убежала из сада и разбудила всех в доме. Послышался шум и говор. Потеряв всякое самообладание при виде смертельно раненного друга детства, думая о горе своей
матери, когда она узнает о ее бесчестии и
ужасной катастрофе, которой она была причиною, Марья Валерьяновна воскликнула...
Умно приготовлено, хорошо сказано, но какие утешения победят чувство
матери, у которой отнимают сына? Все муки ее сосредоточились в этом чувстве; ни о чем другом не помышляла она, ни о чем не хотела знать. Чтобы сохранить при себе свое дитя, она готова была отдать за него свой сан, свои богатства, идти хоть в услужение. Но неисполнение клятвы должно принести
ужасное несчастие мужу ее, и она решается на жертву.
Что ожидает это дитя, когда оно осмыслится, когда поймет
ужасный характер
матери, несчастное положение отца и станет посредником между ними?
Год прошел, а
мать все-таки ничего не знала об
ужасной тайне. Ждет барон день, два… Фиоравенти не является за своей жертвой. Авось-либо не будет!.. Тянутся недели… нет его. О, если бы умер!..
Она посмотрела на портрет
матери и подумала, покачав головой: «Не ты ли упросила там за меня Господа?..» Довольно было для нее уж и того, что откладывалось исполнение
ужасного приговора, на который она себя осудила.
— Вот что… Цыганка… Ей шуба! У меня взять деньги третьего дня, — сказал, необходимо
матери послать… Обман… Ложь, все ложь… Я последние отдала… Он знал. Зачем?.. Зачем такая гадость… Зачем я люблю… и такую гадость… Измена… оскорбление… Любил… Ну, разлюбил… А этот обман-оскорбление!
Ужасное надругательство над чувством… Цинизм! Какое унижение человека!
— Я пришла к вам! — продолжала она дрожащим голосом. — Мне можно простить это безумство! Разве
мать, которая теряет дочь, не должна изыскивать все средства… Вы врач, даже знаменитый врач. Всюду говорят о вас, вся Россия полна вашим именем. Я вспомнила прошлое, вспомнила те
ужасные часы, в которые я познакомилась с вами под Киевом. В эти часы, вы после Бога, спасли мою дочь, мою Кору.